Мое счастливое босоногое детство

Эх, граждане! Разве ж это жизнь у современных детей, когда ни дыхнуть, ни п…, когда ребенка одного из дому боятся выпустить, дабы не похитили, не заблудился, синяк под глазом не набили! То ли дело мое…Эх, граждане! Разве ж это жизнь у современных детей, когда ни дыхнуть, ни п…, когда ребенка одного из дому боятся выпустить, дабы не похитили, не заблудился, синяк под глазом не набили! То ли дело мое детство босоногое на деревенской улице! Я в пять лет был уже вполне состоявшейся самостоятельной личностью, изучающей понемногу все негативные явления современного общества.
В пять лет я уже собирал на деревенской улице вместе с пацанами окурки. Мы вытряхивали из них на газету табак, смешивали с перетертыми сушеными вишневыми листьями, сворачивали чудо-самокрутки, перед которыми гаванские сигары казались жалкими карандашиками.
А однажды приходит ко мне во двор дружбан, сосед и мой тезка и манит за хату по-заговорщески. Мы с Ванькой задружились, когда я упал с вишни на спину его младшему брату и сломал тому ключицу. Так вот, заходим мы за хату, Ванька и говорит: \»Батя пришел со смены и сразу отрубился, а я у него из пачки спер две папиросы. Пошли курить!\» Две папиросы! Две новеньких, ни разу не куренных беломорканалины! Да это же целое состояние для нас было после самокруточных сигар а ля \»Золотое руно\»! Это же… Филипп Морис отдыхает!..
Радостные побежали в сад, сели под кустом крыжовника, чиркнули спичкой… Затянулись… Как взрослые… Какой там затянулись! Мы тогда и понятия не имели, как нужно затягиваться. Так, рот завоняли и все. Ванька с собой еще и лаврушечки захватил, чтобы зажевать было чем. Он умный был, старше меня аж на полтора года!
Вдруг слышу, бабушка моя от хаты кричит: \»Вааааняяяя! Мама с работы приехала!\» Радости — полные штаны! Мама с работы приехала! Быстренько спрятали в кусте крыжовника недокурки, чтобы следующий раз покурить и разбежались. Ванька через забор к себе, а я маму встречать побежал. Подбегаю, бросаюсь к ней на руки и начинаю целовать и вдруг… Мама отодвигает мое лицо от своего и почему-то смотрит очень серьезно и укоризненно. Неожиданно начинает ругать за курение, к ней подключается бабушка, а потом подошел мамин младший брат, которому было тогда лет пятнадцать и, ни слова не говоря, молча отвешивает мне две таких оплеухи, что мало не покажется. Я — весь в слезах и соплях, полностью проникнувшийся чувством вины и раскаяния. Обещаю больше такого не делать, но на следующее утро, когда мама опять ушла на работу, почему-то вспомнил о двух спрятанных недокуренных беломоринах. Вышел на улицу. Почесал то место, которое вчера получало оплеухи. Зашел во двор к Ваньке соседу и говорю:
— Вань, пошли докуривать.
— Пошли, — отвечает тот.