До чего доводит жизнь среди чертей.
Как-то шел дорогой дальней
В незнакомом мне краю,
Шел весь день и вид печальный
Душу волновал мою.
Как-то шел дорогой дальней
В незнакомом мне краю,
Шел весь день и вид печальный
Душу волновал мою.
В лес войдешь – стволы обрубки:
Листьев нет, на вид страшны.
И земля трясется зыбко –
Злое царство тишины.
Поле – ширь и то пустынно;
Нет там рек и нет озер,
Ни живой души не видно,
Будто в мир прокрался мор.
Шел так долго и навстречу,
Не попался мне никто.
Солнце клонит уж под вечер,
Собирает золото.
Кабы выйти на деревню
Иль на одинокий двор,
Пробираясь сквозь деревья,
Взобрался не косогор.
Глянул вниз и сердцу в радость,
Разошёлся во всю ширь,
В реку уперся оградой,
Встал в деревьях монастырь.
Побежал по бурелому
Меж стволов колючих ряд.
По тропинке незнакомой,
От такого вида рад.
И не знаю сколько время
Я бежал по склону вниз.
В темноте нащупал двери,
Месяц в облаках повис.
Двери отошли со скрипом,
Рухнули как сотня гирь,
И стоит во тьме сокрытый
Дом не дом – не монастырь.
А вокруг бурьян ползучий
Шорохи внутри таит,
Вылез месяц из-за тучи,
Осветил окрестный вид.
Я – оцепенел невольно,
От дуновения ветерка,
Спиралью вилась колокольня
Пронзая шпилем облака.
Словно смерч прошёл нежданно,
Всё вокруг разворотил,
Колокольню рвал нещадно,
Рвать устал и закрутил.
И не видно что-то входа,
Окна светом не горят;
Стала портиться погода,
Пробираюсь наугад.
Вылез где-то – яркий всполох,
Что-то там внутри горит.
Вот и дверь – бормочет голос –
Лампа над столом коптит.
В комнате угар витает;
Растрепан, выкатив живот,
Сидит и сам с собой болтает
Старый дьякон – брагу пьёт.
Заулыбался он игриво,
Глаза безумием блестят,
Вдруг стал орать, визжать и прыгать,
Как куча мелких бесенят.
“С тобой мы ночку скоротаем,
А то всегда один один” —
вытащил карты – “что сыграем” –
И вновь вприпрыжку заходил.
Я выпил, молча наблюдаю,
Забрел в какие я места.
Все есть, но что-то ускользает,
Вгляделся, нет на нём креста.
Передо мной колода новых,
Как странно видеть мне их здесь,
Перекрестился с божьим словом,
Их стал смотреть — какие есть.
А карт таких вы не видали,
Наводит страхи тьма ночей,
Вольтовы хари ужасали
Там в роли адских палачей.
А дамы – ведьмы – то не в сказке,
Таких во век вам не сыскать.
Все были до того “прекрасны”,
Нет страшных слов, их описать.
В мантиях разных, уж поверьте,
Собрались четверо чертей,
Вяжут людей они на вертел,
Те черти — в роли королей.
Тузы — четыре главных карты,
Представили весь чертов свет,
Там туз пиковый самый старый
И самый лысый — главный чёрт.
Что рангом меньше карты встали,
Да не приснятся вам во снах,
Там твари всякие плясали,
Увидишь – сразу сгубит страх
Набор от края и до края
Таких невиданных мастей,
Как описать мне их – не знаю,
Чертей – а может быть – людей.
Пока рассматривал колоду,
Дед продолжал свой свистопляс,
В косяк дверной бился у входа,
Всем телом как в падучей тряс.
Свистал и прыгал, кувыркался,
Словно паук по стенке лез,
Как конь ногами он брыкался,
Из дома выбежал,- исчез.
Уж рассвело и солнце пляшет,
Слышаться хрипы петуха.
Карты забрать хотел – да страшно,
И не осмелилась рука.
А во дворе по бурелому
Аршина в два проделан путь,
И в двух местах забор проломан,
Дьякон лежит — в крови вся грудь.
Заговорил с тяжелым стоном
Из сил последних он со мной:
“Наказан карой я жестокой” –
За то, что связан с Сатаной.
Ты карты видел не простые,
На каждой карте лик живой,
Пока в руках – они живые,
Без рук – умрут сами собой”
Сказал – и стон последний с хрипом
Вон с холодеющей груди,
Глаза застыли в взоре диком,
И дымом серным закоптил.
И я бежал – что было мочи,
За мной чертей копытный бег –
С тех карт – и голос все бормочет,
“Теперь ты будешь наш во век.”
Бежал я устали не зная,
Не видя никаких преград,
Крестясь, псаломы вслух читая,
Но чей-то голос звал назад.
И плакал, затаив обиду,
Повис тяжёлый рок на мне,
Думал из логова не выйду,
Гореть мне в адовом огне.
Где вышел – я и сам не знаю,
Сел у реки и нет уж сил,
Но чувствовал – не уставая –
Кто-то за мной всегда следил.
Как реку переплыл – поверьте,
Я вышел на знакомый путь,
Где солнце много ярче светит,
Намного легче дышит грудь.
Вокруг всё весело, игриво,
А вспомнишь – страшно вспоминать,
И слава Богу что за живо
Там не остался пропадать.
1997
