«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною;
Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня»
Псалом 22:4
Сорок космических…«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною;
Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня»
Псалом 22:4
Сорок космических лет я иду по земле сновидений.
Семь заповеданных бед мне послал Сотворец мой и Гений:
Дали полярных ночей, ледяные ковры под ногами,
Эхо речей и ручей, и больницу в садах Оригами,
Голос апреля – капель за дощатою ставней мертвецкой
И у окна колыбель в солнцем щедро обласканной детской.
Бедам моим предстоит научить меня грамоте божьей,
В храм, над которым гранит, я, как все, буду званым и вхожим.
Только всё это потом… Нынче – море, туман и каменья.
Жизни распахнутый том написать до конца – мне веленье.
Я Моисеем иду – предо мной расступаются хляби,
Ветры отводят беду, оставляя лишь серые ряби
Стенам огней по бокам – синеватым витринам эона,
Где будет новым богам вместо молнии холод неона.
Я узнаю дольний свет и последний усталый автобус –
Тот, где людей больше нет и за стёклами жёлтая пропасть.
Там, старый друг, позабыл ты свой голос, билет и дыханье.
Видно, твой ангел без крыл выбрал горнюю ночь для скитанья.
Путь не дописан земной. Где мои голубиные перья?
Воды сомкнулись за мной, и во чреве китовом теперь я.
Запах исподних глубин, стылый воск в деревянной колоде,
Прописи первых седин – богоизбранный я в несвободе.
Смерть изрыгает дитя – каменистая отмель встречает.
Вот, надо мною летят стаи громких, отчаянных чаек.
Их из небесной казны достаёт провиденья десница.
Каменноглазые сны – как монеты, попадали птицы.
Крыльев распятья вразлёт ветру смерти угодны и любы –
Помнят ли прежний полёт отворённые намертво клювы?..
Я продолжаю идти по железным соцветиям рельсов.
Боже, прощай и прости! Я не стану твоим Эдельвейсом.
Горной холодной росой плачет сад у подножия трона –
Кто же, святой и босой, ступит в рай одинокой иконы?
В серых сетях проводов угасающий голос Адама,
Песни шумерских китов и больных мотыльков голограмма.
Господи, где же тут жизнь? Этот сон неоглядный, что космос…
«В тёмных тонах задержись» — тишины мне ответствует голос.
Руки скрестив, я уснул, и тогда прекратилось страданье.
В солнечных бликов страну я ушёл из времён увяданья,
И у горячих сосцов грудничком поутру пробудился.
Матерь моих праотцов стала белою сказочной птицей.
Млечной волной облаков нас накрыли зефиры забвенья.
Новые главы веков напишу я в просторе паренья.
Каждой беды благодать и любого блаженства несчастье
Тщусь я и ныне понять, ощутив их сполна в одночасье.
Где твой кончается путь, сиротливый отшельник вселенной?
Как наша древняя суть стала притчей, чужой и забвенной?
Плачет мой каменный Бог сорок дымных ночей надо мною.
В белом свеченье чертог ждёт меня за печатью седьмою.
Свечи плывут по воде, реки шепчутся в сумерках рая.
Свечи поют о беде, и моя среди них догорает.
(2011)
