… на берегу океана
оголённой душой,
лишённой тела,
нечто, ранее бывшее
человеком,
читало стихи,
с морскою сливалось пеной,
оголённой душой,
лишённой тела,
нечто, ранее бывшее
человеком,
читало стихи,
с морскою сливалось пеной,
за которой, словно
за сетчатой занавеской,
холод и тайна
прятали свои
мраморные глаза.
Детские обиды,
насилие и память
разбегались по небу
стаями птиц,
рубиново-
и фиолетовокрылыми
сновидениями.
В лабиринте
невидимых струн
Эола
играли в прятки
частыми перекличками
забытые родные голоса,
убегая от злых
материнских
оранжевых
солнечных
ласк,
пока на океанском берегу,
кишащем чайками и мухами,
бродяги делили между собой
оставленное тело.
… и ранили пенные,
мраморные стихи
отогретую солнцем
повседневность,
в которой кому-то
хотелось бы жить.
Скоро небо опять
станет знакомым и пасмурным,
и серебряный свет его
снова прольётся
на старых коней
и деревянную лодку,
дающих опасные крены,
плывущих своей неподвижностью
в окаменелой, сломанной карусели,
и никто там уже не спрячется,
никто не пройдёт
по неровной дороге
вдоль жнивья,
от которого убегают,
налетая на лица
и прячась в волосах,
медвяные ветры
старого лета,
первые всполохи
юной осени.
Поздно, поздно…
Так говорит нечто,
ранее бывшее человеком,
и слышит в ответ
\»и всё же…\»,
как будто слышащий слушает,
как будто есть, кому слушать.
Кто-то всегда говорит,
напрасно зовёт
из будущего,
которого нет,
в прошлое,
которому нет дела.
Поздно, поздно.
Так говорят
матовые глаза,
околдованные пеной.
И снова ответ:
\»безобразно\»,
\»красиво\»,
\»не похоже совсем\».
А она говорит
жуя и кромсая,
а он говорит
бросая землю,
а они говорят…
Однажды, попав
в рыболовную сеть,
вы успеете всё обсудить,
блуждая слепыми глазами
по небу,
на берегу океана.
(2014)
