…Возможно, он покажется интересным. Пропуски номеров – пропущены стихи
под №№ 4, 5, 10 и 19 – связаны с тем, что они мне показались неудачными.
А названия пришлось сохранить,……Возможно, он покажется интересным. Пропуски номеров – пропущены стихи
под №№ 4, 5, 10 и 19 – связаны с тем, что они мне показались неудачными.
А названия пришлось сохранить, поскольку цикл не писался \»по плану\»,
а складывался в течение ряда лет.
(Из письма в «Интерлит»).
Говорят, Иосиф Александрович был не слишком приспособлен к работе в поле,
на тракторе. Работая с Буровым, он и правда не мог налюбоваться «лесистыми
краями», и Буров жаловался, что толку от такого работника немного.
http://ivandaf.livejournal.com/36499.html
—————
ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
(Оказавшееся первым)
Не патриарх и не грешник (читайте ниже),
Всё, чего ждал, происходит теперь со мной,
Я, стерегущий орешник в своём Париже,
Вечный скандал – натыкаюсь на земляной.
Не потому ведь, что жил в постоянном страхе
И не ловил бутербродов чужих куски –
Просто я мало кого посылаю на хер
И оттого весь зажат, как деталь в тиски.
Спи или пой – опоздала фортуна-кобра,
Любишь кататься – вчера приходи в манеж,
Легче дышать – но устали качаться рёбра–
Качество жизни осталось, хоть воздух свеж.
Господи, там, в вышине собери усилья,
Кровопролитьям воздай поголовный лёд,
Бродит по мне обдирающий твой напильник
И до шлифовки ещё не один проход…
Где ж это я? – Да всё там же, в своей постели.
«Как вам спалося?» – изящный войдёт Прево –
«Точно свинья, собираю в земле трюфели»…
– С праздником, Ося, похожим на рождество!
1995.
ВТОРОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Жизнь, ты так хороша, что, раскинув карты,
Я дожил не спеша до Восьмого марта,
И теперь пробираюсь, наглец увёрткий,
К году, новому, как Дед-Мороз в обёртке.
Измеряю шагами свои палаты,
Эх вы, ноги, да были бы вы крылаты,
Не потратив из премии ни полушки,
Я из вас бы надёргал ковры-подушки.
Но и здесь, на земле, я решил лечиться
И, чихая, насыпал в ведро горчицы,
Как учили Агрикола* иль Агриппа ** –
Полководец, владевший секретом гриппа.
Мне приснилось, что вышел усталый дворник,
Вымел из-под дивана мой первый сборник,
Где, к плечу головёнку склонив устало,
Растаращил глазёнки пацан Шагала***.
Оглянусь – не застыну женою Лота,
Лишь из ящика выну простое фото,
Вот таким меня в детстве любила мама..
Где же дней твоих пепел? – во двор и прямо…
–––––––––––––
Примечания:
* – Агрикола – одна из авторов пособия по
немецкому языку «Слова и выражения»,
зд.: шутка автора.
** – Агриппа – римский полководец, спод-
вижник императора Августа. Много строил,
в т. ч. термы (бани).
*** – Сон о моём сборнике (будущем) с
детским лицом на обложке–подлинный.
1995.
ТРЕТЬЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Спирт обязательно испаряется через пробку,
Бутерброд нагло падает маслом вниз,
Окружающий мир то раскроет объятья робко,
То трепещет, как банный лист,
Не желая иметь с тобой никакого дела
И презрением вечного к временному дыша,
Потому, что он solid – то-есть, твёрдое тело,
А ты – всего-навсего душа.
И в таком своём качестве ты ничего не стоишь,
За тебя не получишь ни молодость, ни любовь,
И судьба промахнулась – бывает и с ней такое,
Что и значит – не в глаз, а в бровь.
1995.
ШЕСТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
1.Путешествуя в Азии.
Ночуя в чужих домах…
И.Бродский
2.James A.Michener.Caravans.
Corgi Books Ltd.
(Об Афганистане)
———————————
В этой жуткой дыре, где и жить-то нельзя вообще,
В той, что сходна с тюрьмой, потому что кругом свобода,
Где ещё в январе ты сумеешь ходить в плаще
И питаться хурмой, восполняя нехватку йода?
В здешней тверди не тонут, лишь балуются водой,
Так и бродишь пешком и покусываешь уздечку,
И тебя тут не тронут, но помнят, что ты чужой,
Не назначат горшком, но поставят спокойно в печку.
Воздух осени чудный и узенький серп над ней
Пилит тонкую нить, что завилась строкой Корана,
Путешествовать в Азии трудно. Ещё трудней
В этой Азии жить. Это трудность иного плана.
Окт – дек. 1996.
СЕДЬМОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Нынче с рассветом, внимая докучливой даме,
Я о тебе вдруг услышал последнюю весть:
Нет тебя где-то – в Париже, Кале, Амстердаме,
Часть твоей речи со мной – это редкая честь.
И в поцелуе, воздушном, как шарик из детства,
Вряд ли герою земное грозит забытьё,
Я претендую на большую долю наследства –
Знать, что со мною останется слово твоё.
Не по плечу одному это гулкое зданье,
То, о котором незрячий не скажет: Смотри!
В шири подлунной чуть слышу твоё бормотанье –
Главное горе вороной картавит внутри.
Я обращаю лицо своё к западу, странно
Не беспокоясь о том, что подумают львы,
И пролетая над градом пророчицы Анны,
Кланяюсь в пояс еврейскому сыну Невы.
1996.
ВОСЬМОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Ты переехал всё-таки туда,
Где не отыщешь линию прибоя,
Где не спасёт горячая вода
От холода вселенского покоя.
А в мире, где перила коротки,
Где навсегда беспомощны чернила,
Я не успел подать тебе руки,
Что вряд ли бы хоть что-то изменило.
Зато теперь ты тем не по зубам,
Кто не давал обнять тебя за плечи,
И никаким таможенным столбам
Не отвратить последующей встречи.
1996.
ДЕВЯТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Как бездомного, к счастью, не обокрасть,
Так тебя не достать теперь из рядов,
Где тебе не страшна никакая власть –
Впрочем, ты не боялся её и «до».
И в подштанниках цвета морской волны,
В деревянной ли паре червям назло,
Ты теперь проникаешь в любые сны,
Что при жизни достаточно тяжело.
И, бессмертней, чем шелест любых поэм,
Чьи страницы устало листал с конца,
Ты ушёл к Марциалу, к Сенеке, к тем,
Кто, как ты, не успели сменить сердца.
1996.
ОДИННАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Нынче утром, дождавшись едва дыханья,
Я подумал, что ты получил посланья –
Все, что были. Их десять числом, не боле –
Впрочем, письма туда только в Божьей воле.
Я плачу здесь арендную плату Богу
За убогость чертогов и за дорогу,
По которой, наверно, отправлюсь скоро
Сам к тебе для серьёзного разговора.
Но поскольку птенец вырастает в птицу,
И одиннадцать на две стрелы двоится,
С наконечником, что однорук, как воин,
Как Реглан – и поэтому я спокоен
За конечный итог моего стремленья
Повидаться, тебе изъявить почтенье
И по чтенью добиться хотя б урока –
Сверху всё же виднее. Летя высоко
Над землёй, не нуждаясь в её опоре,
Разглядишь в темноте точно блики в море,
Одинокие точки и волны света,
Отражённые вверх ото лба поэта.
21 – 27.07.96.
ДВЕНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Точно флюс, однобоко горит духовка,
Выполняя заветы Козьмы Пруткова,
Я сижу над огнём, я читаю ловко
Пухлый томик – а что в нём, скажи, такого?
Я в рассеянном чтенье не вижу толка,
У меня в секретере пустая полка,
Там, где место для Библии или \»Дара\»,
Ты с Вольтером – довольно плохая пара.
Я брожу, волоча одиноко ноги,
Я напрасно готовлюсь к иной дороге:
Кто всю жизнь, задыхаясь, стоит у бровки,
Проскрипит, точно старая дверь в кладовке.
Том лежит, повторяя изгибы стула,
Точно женщина с кожей прозрачно-тонкой,
Что-то ночью сегодня меня качнуло
Иль толкнуло. Так чувствует мать ребёнка.
Крикнуть ястребом*, осени ли дождаться,
Приготовиться засветло, подобраться,
Видишь денежку – pick it!** Не спи, чудила –
Single ticket – в один бы конец хватило***.
И пока разорённый конец аорты
Не забыл ещё тело второго сорта,
Ты не дама у сердца. Но в той же мере
Мне никто не заменит моей потери.
–––––––––––––––––––––
Примечания:
*
– См. \»Осенний крик ястреба\» И.Б.
**
– Подбери! (англ).
*** – Билет в один конец (англ).
1997
ТРИНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Тот, кто слишком уж сильно подвержен чувствам,
Не сумеет вовек овладеть искусством
Затыканья придурков, добычи денег –
Доказательство, что не совсем бездельник.
Так как площадь души не равна размеру
Сердца, даже разросшегося не в меру,
Я снимаю с артерии шарфик душный:
Разрешите представиться: Равнодушный.
Мы, врачам не доверившие скелета,
Проживём по Форсайту сухое лето,
Из пустого колодца ползёт верёвка,
Всё, что нам остаётся – улечься ловко,
Как Иван на лопату – да шире руки
Растопырь – нету проку от сей науки:
Инструмент из-под сажени доставая,
Здесь в момент и достанет тебя косая.
Я не верил стандартам, весам и мерам,
Мне осёл Буриданов служил примером
Поведенья, достойного подражанья,
Гороскопом предсказанного заране.
В этой тиши и глади загнёшься скоро,
К счастью, счастье чревато зерном раздора
И пираньи-завистники рвут на части –
Вот тогда понимаешь, что значит счастье!
Эта песня без правил лишь тем понятна,
Кто себе не оставил пути обратно,
Отчего и случается быть поэтом,
Избегающим скотства зимой и летом.
1998.
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Не слишком ли много бумаги за несколько лет
Я трачу на честь, для которой не знаю названья:
Пишу человеку, которого попросту нет,
А если и есть – только прах в тесноте мирозданья.
Гренада ль, Севилья объяты дремотой дурной,
Вокруг ерунда, от которой укрыться не вправе,
Какого б усилья ни стоила встреча с тобой,
Судьба никогда не позволит увидеться въяви.
Нас скоро измором безмолвие в клещи возьмёт,
Хоть волком завой, стихотворство – пустые забавы,
Гигант, пред которым от ужаса сводит живот,
Сожжённой листвой удобрит усечённые главы.
Вздохни, подворотня, и вновь человеку налей,
И веточкой хвойной у ног расстелись человеку,
Двадцатая сотня зияет обильем нулей –
И это достойный итог уходящему веку.
2001.
ПЯТНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
С точки зрения смерти вся жизнь есть случайный скрип
Заржавелой калитки, усыпанный жёлтым сквер,
Холодок валидола, горячечный чай из лип
По ночам, когда даже сосед по палате сер.
Безнадёжен котёл. Не добыть по ночам тепла.
Неудобна постель. Без подушки нельзя упасть.
И робеет планета, которая так ждала,
Что когда-нибудь мрак над тобою разинет пасть.
1999.
ШЕСТНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Наш бессонный удел – петь акафист, лишённый смысла,
Но понятный любому, кто слышать способен тон,
Мой загривок терпел все немыслимые коромысла,
Погружённые в омут видений былых времён.
А сегодня, пока у матроса бела рубаха,
Он задраит отсек, онемелые пальцы сжав,
Неподвижней зверька, замирающего от страха,
Когда мимо него бесконечный ползёт удав,
Наша жалкая ложь, что стыдливо зовётся речью
И подобием стона вздымается к облакам,
От судьбы не уйдёшь, но не надо палить картечью
По её неуклонно смыкающимся клыкам.
Из парадного зала во тьму, что тобою дышит,
Там, где с горькой потерей смириться больней всего –
Это всё, что сказал я тому, кто не может слышать,
Хотя хочется верить, что слышит – как я его.
04 – 22.10.2000.
СЕМНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Бронхиальное дерево хуже любого ствола:
Изо всех в человеке сплетённых извилистых трубок
Засоряется первым, и тут уж нужны шомпола
Да колотит озноб, хоть средь лета ищи полушубок.
Впрочем, ныне и здравому жизнь эта тоже не мёд,
Он обшарит пальто, кошелёк сберегая заране,
Ты ж шаману лукавому веришь, мышиный помёт
Принимая за то, что спасёт от удушливой дряни.
Терпеливей зануды колючее щупаешь дно,
В предрассветной тиши организму давая поблажку,
Бережёмся простуды, но двери планеты давно –
Вроде русской души, что, известно, всегда нараспашку.
2001.
ВОСЕМНАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Жизнь, как Гитлер, жестока, и столько в ней есть ерунды –
Даже шагу ступить – в темноте не увидишь воочью,
Потребление тока сродни потребленью воды,
Только хочется пить, разумеется, днём, а не ночью.
Мы немного достигли, и в чём бы держалась душа,
Если б не было дней, где стихи – как глоток кислорода,
Я оставил и Библию – в целом она хороша,
Только всюду и в ней – кровь, насилие, ложь, несвобода.
Средь огромного мира стою, точно в тёмном лесу,
Не алкаю утех, но серебряным роюсь копытом,
Не воздвигну кумира, и идолов я не спасу –
Даже парочку тех, что на днях подорвут динамитом*.
Побеждая сонливость, маша бесполезным крылом,
Предоставить судьбе ты не смог ни малейшего шанса,
Я ищу справедливости в прошлом. Так задним числом
Подтверждают диагноз, итог и остаток баланса.
___________
* — Речь о двух огромных статуях Будды
в горах Афганистана.
16.04.2001.
ДВАДЦАТОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Опять февраль колотится в стекло,
Тепла и света требует чело,
Но далеко до этого пока мне,
Заветный перелистывая том,
Я неизменно думаю о том,
Что вещи без творца – как пыль на камне.
К тебе, Иосиф, незачем взывать.
Приговорён надеяться и ждать,
О времени забочусь неуклонно,
Которого приметы чуть видны,
Но всё ж порой мои тревожат сны –
Когда меня найдёт ладья Харона.
Но чем теперь ответствовать судьбе?
Не тем ли, что, не встретившись тебе,
Угрюмо по своей дороге длинной
Из темноты бредя в другую тьму,
Я приближался изредка к тому
Хребту, что окружал твои вершины.
2002.
ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ
И.Б.
Вот, всё реже, дружище, с тобой беседы,
Запрягаю я медленно, быстро еду,
Всё равно не успеть, так хоть прочь опеку,
Как и свойственно русскому человеку.
Круговая мерещится оборона,
Любопытна судьба, что твоя ворона,
Где теперь, по разбитой стуча гитаре,
Птичка Дарзи беседует с птичкой Тари.
Коль она неправа, так и надо, дуре,
Тяжелы жернова в запасной культуре,
Не тащи из зубов у кого попало!
Разве мама тебя не предупреждала?
Мы покажем ещё тебе, мир насилья!
У чучундры растут неземные крылья,
Нет терновника рядом, хоть в пол убиться…
«Был ли мальчик?». И, кстати – была ли птица?
_____________
Ref: К.Маккалоу, Р.Киплинг, М. Иванов
05.10.08.
ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
Нам не увидеться, задира,
В Орли – Париже,
Кружу, как ястреб твой над миром,
Но – ниже, ниже.
Что дуракам смогу сказать я?
Что жизнь – не внове?
Что мы с тобой почти что братья,
Но лишь по крови.
В краю, где музыка со строем
Давались туго,
Я прочитал тебя запоем –
Да то ль заслуга?
Что обнимал я тоже плечи
Одной, лукавой,
Что совпадаю частью речи –
С твоей, картавой.
Что столько раз стоял у края
В тот год несчастный…
А эта кровь – она такая,
Чернильней красной.
06.03.10.
ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ПИСЬМО ИОСИФУ БРОДСКОМУ
\»Фрейд говорит, что каждый – пленник снов\».
\»Мне говорили: каждый – раб привычки.
Ты ничего не спутал, Горбунов?\»
И.Б. Горбунов и Горчаков
————
Схимник ты наш, лукавец,
В’ороны прилетели,
Глаз бы достать, да много
Тени вокруг ресниц,
Так и лежишь, красавец,
Трупом на Сан-Микеле,
Топчут тебя убого –
Пленника заграниц.
Дело-то проще репы,
Мало ли мест в астрале?
Видно, кому-то мало –
Или напрасен труд?
Можно подумать, склепы
Чем-то тебя пугали.
Родина выживала,
Барды не признают.
Что задышал неровно ты?
Струсил в своей Аркадии…?
Слышишь – грохочут пушки,
Праздник у них, в дыму.
Не выходи из комнаты –
Снова тебя посадят:
Может, опять в психушку,
Может, ещё в тюрьму.
Судят тебя не только
Благостные писаки –
Но до корней, с размахом –
Праведникова рать.
Значит, не жил. Поскольку
Разве докажешь прахом?
Разве докажешь праху?
Нужно уметь читать.
21.03.10.
———
ДОПОЛНЕНИЯ:
I
Иронические размышления
после прочтения сборника
стихов И.Бродского
Человек простой и сугубо штатский,
Думаю порою с тоской сиротской:
Как бы нынче царствовал Гамлет Датский –
Вот бы удивился товарищ Троцкий.
В нашей жизни – проклятой, грязной, ****ской
Много едоков макарон по-флотски,
Широко известен товарищ Градский,
Но гораздо меньше – товарищ Бродский.
Нет, не зря, наверно, в стране советской
Был моим учителем Реформатский –
Если вижу стол – непременно шведский,
В магазине потрох – простите, гадский.
Я сижу на улице ленинградской,
За любовь и дружбу пью чай турецкий,
Хорошо, что с нами товарищ Градский –
Жалко, что уехал товарищ Бродский.
1990.
II
Письмо из оазиса
Прошёлся я по памятной аллейке,
Где, сорок с небольшим годков назад,
В замызганной тяжёлой телогрейке
Лысеющий стоит лауреат.
С верховным злом всегда в ничтожных ссорах,
Сквозь коридоры мрачные пройдёт,
Не ведая, что нобелевский порох
Воздаст за одиночество свобод.
__________________
…Лев Лосев точно приложил формулу Адамовича
— \’одиночество и свобода\’ — к Бродскому…
24.12.08.
III
Нелирическое интермеццо
И.Б.
Не так уж она и мгновенна,
И то, что в учебниках – ложь.
Ведь если ты вскрыл себе вены,
То вдруг всё равно не умрёшь.
В пристанище нашем убогом,
Где столько простора певцу,
Ты жил, как отпущено Богом,
А прочее нам не к лицу.
Бесстрашно прошедший укрутку,
Усушку, утруску, и проч.,
Ты сам умирал по минуткам,
Но столько успел превозмочь!
Кляни, оправдай ли Иуду
И прочий бессовестный сброд,
Предателей хватит повсюду,
И лернеров дело живёт.
Вторая сдалась половина –
Для первой достало бы сил,
Всю молодость выпьет Марина,
Но ты ей за сына простил.
За этой историей странной
Охотничий чую азарт,
И дочь твоя выросла Анной –
А что ещё надобно, бард?
Пусть пепельной плетью незримой
Судьба погоняет коней…
Последние годы с любимой –
И нет утешенья верней.
02.09.10.
IV
М.Б.
И не с тем ты была, и не с этим –
А ведь падали оба у ног!
Отдала ты всё лучшее детям –
Ведь у вас народился сынок.
Так и вырос он – пусть не крылатый,
Но сумевший не стать подлецом,
Пред отечеством невиноватый,
А тем паче – пред каждым отцом.
03.06.12.
V
* * *
C горок спускаются Лысых,
Сколько былое ни херь…
Трубоукладчик Денисов,
Где Вы, скажите, теперь?
Вызовут сёдни и спросют,
Так, чтоб ответили в фас:
Вы хоть читали-то Йосю?
Рыжего? – Вот тебе раз!
Живы ли нынче, голуба?
Ходют ли к Вам поезда?
Там ли Вы ложите трубы,
Где протрубили тогда?
Что же до рая и ада,
Нам про него не узнать.
Рыжего трогать не надо!
Слышишь? Хоть там не подгадь.
22.06.12.
* * *
Всё минувшее – вздор. И сравненья чреваты огнём –
Тем, который в аду, если телу достаточно ада.
На любой разговор обнаружится свой управдом,
Заводной какаду институтских дворов Ленинграда.
Мы не там и не те. Нас другая бессонница жгла,
Опадает листва, перед осенью жалко бахвалясь.
Оглянись – в пустоте слышен скрип кормового весла…
Остаются слова – вот они никуда не девались.
21.10.12.
Б.Р.
—-
P.S. В связи с данной публикацией письма удалены
с моей Первой страницы, где были опубликованы
по хронологии.
