рязань-2015

————————-

стихи 2003-13 гг.

————————-
:::
вытяните на свет меня…————————-

стихи 2003-13 гг.

————————-
:::
вытяните на свет меня за стебель тяните

сучите нитку из сердца мотайте себе на ус

язык в волдырях но железо ещё магнитит

железную крошку букв меняется вкус
магнитное поле стало минным полем

которое ищет смысл в себе — как мину сапёр

но буквы идут в атаку и побеждают язык ближним боем

пока снайпер времени налёт их с прицела не стёр
:::
подели на клетки

меня на полоски

пусти по железнодорожной ветке

пусти на доски

разбей на касты

на расы

натаскай по команде «газы!»

приучи к дрессуре

я же тебе в натуре

объясняю

к ноге!

сидеть!

на спущенной шкуре
а ты ищешь глазами

боишься на ощупь

встретиться со слезами
:::
четвероногие мульти-пультики

звёздные кортики

дротики

что метнули в планету

по прилагаемой схеме
отдельные сбои в системе
плачет дошкольник

и двоечник и отличник

узники-добровольцы

домашних тюрем
компьютер починят

и снова не раб а опричник

и снова ты маленький фюрер
:::
на жёлтом пятнышке воздушном

на том воздушном шаре

всех тварей ли по паре

на шаре безоружном
на шаре неглубоком

минувшем вскользь и боком

глаза зрачки хрусталик

где свастики кустарник

цветёт как куст шиповник
и лепит уголовник

из хлеба пару тварей
[приворот]
пока нацелены облака на ось и ветер подпёр бока

земного шара гнёт горизонт железными каплями в нос тоска

даёт нашатырь на снегу пустырь на пустыре последний снег

обретает смысл и свой ночлег

и кругом да около ветер-шар гнёт горизонт как железный прут

и тоска салютует тебе салют отдаёт пионерскую честь

встань в строю где ветер хотел свистеть и освистывал свой маршрут

я пустырь нашатырь и лицо в платок говорил я дуну и брал свисток

как у чайника и голосил сквозь пар словно в печь лопатою кочегар

брал облака и бросал в огонь пока не ушла тоска с молотка

сделай ветер два-три глотка захлебнись дождём мы ждём
[piter-art]
колени разводить дождя

кирпичным суриком

до хруста серых струй

до растяжения и — сжатия моста

сердечной мышцей с одного конца

с другого — стой как фабрика бастуй
и поклонись хозяину-заводу

что стекленеет сахарится жжет

у горла, разъедает пищевод

реки, вбирает дымный невод

и рыба склеивает лед

под рыбаками в конькобежный обод
[подношение]
и взберётся на сердце боль на самый высокий пик

водрузит на нём нашатырь корвалол пинцет

и тогда луну вагоном отгонят в тупик

и тогда у солнца будет второй прицеп
я вдыхаю боль что ландышево свежа

сердце ношу под пальто как виноградную гроздь

что досрочно вызрела для ножа

чтоб была расплёвана её кость
чтобы смерть закрылась в тугой стручок

среди шарообразных моих смертей

густо плёл насильственный паучок

кровеносную сеть болевых траншей
но стреляла пушка-стручок ядром

просыпали выстрелы дробь на дробь

сердце падало и упав ребром

отползало умирать на топь
:::
на какой глубине в какую впадину

ты ушёл закрыв водяные двери

к косяку прислонившийся рыб виском

что потом отползала земля ползком

от меня как лесная вёрткая гадина

не ужалив даже… морские звери

в зооморе тебя окружили кружком

или занавес опустил водопад

или водоросли завели хоровод

что пошёл на дно ты пошёл на спад

под уклон под небесный лёд

или поезд спугнул ночным гудком

или судно рыбацкое-дальнобойщик

что накрыло волной тебя как сачком

ты как слова солёной воды стал наборщик

в типографии этой сырой

ты ушёл в полымя с головой

и теперь в эти небо и землю

не ступлю ни строкой ни ногой
:::
снежные стога

тормозят городское движение

левосторонних дождей

и правосторонних листопадов

корневища рассветов

вырывает буря заката

и валится день вековой

что так долго держал свою крону над нами

восторгал своей мощью

и клоном

парковых вечных собратьев

выпал ты

из скульптурной своей композиции

в хаос впал и в немилость

и теперь

в рукопожатье кривом

ты с землёй заключил перемирие
:::
сегодня из подвала

под руки и на носилках

выходило выносило наружу солнце

щурилось почти убито

слишком глубоко ранение

в лёгких слишком

много застывшей с ледком воды

так что море

делает только простые фигуры

алебастровые и мёртвые

петли.

листья раскинули руки

так и летят с сорок первого этажа

войны

с тысяча девятьсот девяносто первого

и девяносто четвёртого

и одиннадцатого. девятого. две тысячи

первого.

послушай

ты можешь разбить все эти лепные скульптуры

эти бюсты забвений и памяти

эти часики золотые противоударные солнца

только цепочка осталась в жилетке

только пенсне.

запотевшего в позе прицела.
[optika]
1

снова вечер внеплановый смену окончивший до смятения

до смятения мусора до выметания душ подзаборных

крепко краска к холсту прижалась в вечернем объятье

и пытливые звёзды городят свой частокол

на голом запястье

ночи

твёрдость карандашей её до изысканности отточена

на шпилях кровавой туши молнии росчерк

словно подпись на камне сердечном иглой позвоночника

белым нервом как ниткой сшиваются лепестки

опавшего в прошлое сердцебиения
и снова тесное выражение памяти

взрывающее и рвущее на клочки

своё лицо отражённое в объективном зеркале
снова хохот и свист

вслед кукушке непрошенной памяти

что кукует на самой верхушке нервных волокон

где и клетки осыпятся нервные словно листва по воде

поплывут в своё странствие с кровью смываясь с объятий

с расставаний вечерних и утренних и ночных
только звёзды пришитые накрепко самой суровой ниткой

к выступу ночи к скале к обрыву

не оторвутся как пуговицы когда рванётся одежда

тело рванётся на части себя распахнув

и вот так нараспашку стоя на самой высокой лестнице

в самый глубокий колодец глядя – посмертным взором…
2

бьёт по пальцам

продавленной крышкой прозрачного пианино

пианисту луна

и ломаются ветви-фаланги

на оконном стекле хватаясь за скользкую раму

полировки натёртой блистательный дождь

раскрывает свой рот и глотает вечернюю гамму

огоньков

бьёт по пальцам

себя по губам
и змеёю шипит над окном занавеска

белой ночи

и белого моря…
3

в справедливую раму заключена

спи в объёмном складном шезлонге

обхватив свою память

ручонками как у младенца

грудь посасывая изнутри

смесь молочную сердца

но откинувшись навзничь не сможешь взреветь

как обиженный или капризный ребёнок

увязая в капроне гамачном

и смерть

как сквозь пальцы посмотрит

сквозь сетку капрона

сквозь сосуды и клеток твоих эпителий…

на тебе золотая как осень корона

развалилась на части ночных акварелей

автогонок ночных по безжизненной трассе

твоя мысль разгоняется в общей их массе

но встают мертвецами дорожные знаки

знак вопроса сомнения всякие страхи…
обхватив свою память

как смесь молочную

в бутылочке грудь посасывая изнутри

спи в объёмном чёрном шезлонге…
:::
И прислушавшись и вглядевшись

кроме тёмного и лучистого света теней

не увидишь

в разъятом на дольки слухе поэта

обитают высохшие корни

нервные окончания слов

и одиночеств приставки

колют суффиксом сердца в незаконченной фразе рожденья

наматывая на слух немоты пуповину
так и текст густо набранный на дисплее курсивом

исчезает в недрах компьютера чтобы врезаться в память

впиться жёлтыми резцами в добычу

в серое вещество лабиринта

где бродила по лестницам и переходам

в ожидании привидений

дряхлая старуха бессонница
прочен камень победы над словом

размыт мыслей песок набежавшей волной закатного света последних мгновений

существованья

прячет улитка рога

и в подземный свой дом ступает как в реку

возврата

в чёрной ракушке неба

безглазая

пустота
:::
~ вымазана трава

маслом, вниз бутерброд

солнцем упал, землёй

засыпало внутрь слова

стянуло туман с болот

в последний кануло бой
~ переулок согнут в дугу

линейно солнце, и шар

не достаёт до плеч

приставил мост кочергу

неба печной угар

никого уже не извлечь
~ лодки

фонарей чётки

в глотке моста

гланды заката

за солнцем нет хвоста

и райского сада
:::
потому что камень лежит поперёк травы

словно мыслей твоих поперёк рука

под подушкой птицы летят поперёк невы

а нева возвращается в облака
и деревья частями летят поперёк

поперёк себя себе вопреки

и мозаика их сгребаема в уголёк

в дым отечества писаный от руки
в дым чужбины набранный покрупней

в память канувший… новый файл

запечатанных окон забитых дверей

не откроешь вышибленный за e-mail
за эмаль калёную докрасна…

словно клюквенная карамель

сердце тянется стягивая два конца

как корона — сжимается — на короле…
:::
зачем-то взятый карандаш

дождя а вдохновенья нет

незаштрихованный пейзаж

кружится и летит на свет

кружится потолок и пол

и свой укромный уголок

и не находит интерпол

куда нас леший уволок

куда, ты знаешь, наизусть

проходят, где ни фейс-контроль

в гробу нас не видал, ни боль

не даст отмычек умыкнуть

замкнутых уст
:::
ты ешь с ножа и пьёшь с руки

ходишь в одном ботинке

смотреть как с неба летят тюки

и лезут из них ворсинки
как грабли расставив чешет ворс

дождливый дворник-ветрюга

как светофор проливает морс:

забулдыге — ворюга
как небо к ночи меняет шлем

на каску где много свастик

как город даёт течь и крен

гребя изо всех адриатик
как падает скошенный снегом фонарь

над полем площадью битвы

и ветер листает снежок как букварь

под негритянские ритмы
:::
постриг деревьев осени монастырь

кельи и кельи дерево изнутри

смотрит и видит – ветер через пустырь

музыка кантри мир асимметри

листья вздымает молитва молчком и волчком

полусон разгоняется превращается в сон

и стоят над землёй небеса наготове торчком

и заводит судьба далеко патефон патефон

замирает игла вдохновения смерти в яйце

утка неотличима от стаи подруг

и хрустальный ларец обнаружится в самом конце

когда некого будет всем этим брать на испуг
:::
сквозь балконы свет ребристый

занавесок цвет неброский

и цветок зеленолистый

со своим домашним лоском

и дождю не моросится

в переулок по-эстонски…
дынный свет алма-атинский

фонарей, магометанский

шёпот снега… нет же… финский

ну конечно… ленинградский

всухомятку… быстро… низко…

шапку набок… залихватски…
мела щиплет и асбеста

бересту наддавши твиста

мало снегу мало места

часто снегу видишь… чисто…

человек как под арестом

безучастен и расхристан
весь ссутулившись идёт

набирая на берет

полк снежинок, тихоход…

и диктует перевод

с языка дождя на снег

жизни человек…
:::
Свет затаскивает глаза

сумерками, зайдя за угол,

видишь, как сходятся полюса

друг за другом идущих буден,
как высовывает слепота

фонарей, обнажаясь, бельма,

и срывается от моста

пешеход к перекрёстку в хлебный,
как пробитый висок на том

берегу – светло светофора –

дразнит красным пятном авто

наподобие тореадора,
как – исчадие пустоты –

дым расходится тиражами

под обложкою темноты

нумеровано, этажами,
как сжимаются у метро

рукава выходных пустые

и голодное вниз нутро

тянет души невыездные,
и разрытый уже окоп

теплотрассы – тепла могилу –

обозначенный знаком «стоп»

перед всякой подъёмной силой…
:::
Из нового куска материи –

пускай ещё чуток поёжится –

душа, из жизни первой серии

уйди, — не по тебе одёжица.
Растеньице твоё небесное,

вьюночек, заживо цепляющий

пространство ночи повсеместное,

но света в нём не достигающий.
Прости меня, со мною ставшее

безропотным, безукоризненным

и изнутри на грудь мне павшее

комком бескровным и безжизненным.
Я только памятью избытого,

в дыре контейнера пропавшего

молю, чтобы во мне изрытого

не достигало ты пространства.
Никчёмное – двух тонких спичек

не ярче, друг за другом гаснущих:

рождение и смерть сестричек,

в свою отождествлённость канувших –
нивкомное жизнетворение –

за наибольшею затратою

кратчайшее стихотворение.

Вот что такое твой остаток.
:::
Там

в пересечении

в усечении

в пресечении

в моресолнечном

нашем сплетении

на небе седьмом

семеро ждут

одного

там

где семь раз

полуночно отмерено

где по белому белыми нитками шито

иголка потеряна

не отрезано ибо

там

заметая следы

мы за лыжником

и земля ещё вертится

там

верится

что две лыжи встретятся…
:::
а луна выпускает лунные рожки

тянет дом за собой скрученный улей

снега пчёл выпускает по серебряной ложке

в горло улиц в трахеи на лёгкие соты

во дворы где нарыты пещеры и гроты;

дворник соты снимает молочную пенку

с ржавых петель с мусорных баков

оголяет плечо и коленку

в переулке дорожному знаку

и тулуп расстилает для пчёл овчину

и зажигает для пчёл лучину
:::
жизнь
это сосуды

по которым текут

зёрна проросших слёз
вот и ты

поднимаясь по шаткому древку

следишь год от года

как слеза всходит

на полотнище сердца

и растворяет подножие крови
:::
тыльная карта мира

разобранное на части любви

сердце складывается по кубику льда

в картинку потерпевшую бедствие
документальная тьма

художественное ослепление
:::
удалённые файлы любви

просмотренное

неотвеченное

знаки внимания пустоты

зоны неравенства набранных символов смыслу

засекреченный выход из игр

вектор совести

курсор самонаводящегося отражения на бумаге

папка \»выжигание по изнанке\»

закрыть открыть

скачать недвижимое
сохранённые файлы \»купить\»

сохранённые файлы \»продать\»

новости по обмену прахом
нервные окончания предложений без слов
здесь должна быть ваша беспамятная доска

ваша реклама по вывозу

в мир идентичный

не иной
не скачивается

зависает

не выключается
:::
гимнастический твой снаряд –

бревно на сруб деревянный, жизнь…

упражненье на кольцах – сто раз подряд –

спрыгни на маты и отвяжись
в этот же зал войду погодя

гимнастический аттракцион…

брошу в кольцо баскетбольный мяч

на зеркальце выдохну ацетон
[оставайся в силе]
впереди уносится прошлое как на крыльях

позади следующая остановка

мёртвое накрывает вечное

живое остаётся в силе

свободное место не сходит как татуировка
распрямишь судьбу разогнёшь подкову

остановишься на скаку войдёшь горящей –

а в избе всё – по последнему слову

моды –

не слышащей

не говорящей
:::
процарапывала на лепестке а вышло – на всю ладонь

красное мокрому не сирень? кто-то подсказывает не огонь

натачивает ножи ножницы и тростник

смачивает слюной выданный номерок

бумажный горит то ли горизонт то ли связной

больше не передаёт и переводами не говорит
:::
прячет слово язык

показало – и таково

рот на замок закрыт

голосом
рассчитанным на одного

рассчитайся по одному

в строю где вольно

язык прикусив на корню

станет больно
:::
всё бы внимательно вынимать

фразу скопившуюся на дне

бетонной коробки с панелями где постелено

всё бы её оживлять

рот в рот как приучили

дедовским охотничьим способом

держать её под вопросом на лобовом крючке

и спускать собачку с кавычек
:::
ровно наполовину

от тебя поделённого на два

человека молчащих друг другу в спину

про длину вины (по быстрой примерке)

отделяется голова

ровно так же прикручивается обратно

препятствие в виде силы

опустившей руки снизу и сверху

намечается сердцевина

в облегчённом виде бетон

балка упавшая мимо
:::
никто не скажет как туда пройти

и выйти бы оттуда не мешало

а потому – порядок в нас обратный

с конца начнёшь и с места не сойти

потом привыкнешь

так всегда бывает

при перемотке слова на начало
:::
у меня изменилась точка сборки

модель устарела

фиксирующая установка имени

выбила из-под меня подпорки

отвела от меня взгляд изнанки

неверно обработала сигнал подкорки

упавшая планка больно давит на отсутствие пола

завышенные требования дают мне последнее слово
:::
по щучьему веленью этих строк

умри, мой запад, и зажгись восток

а мне забиться дай под половую доску

где мышь жива, где ожидает сноску

душа на авторство своё

где ей на ящик гробоватой почты

пришлют тю-тю от скважины замочной
:::
по записи врачей там проходя

где белые постельные покои

узнаешь что такое ухо горло

что сердце а что влажный нерв

зажатый в сердцевине боли:

накрученный как прядь на бигуди

чтоб после смерти по доверенности виться

вот и печать и подпись.

будь здоров
:::
напрасно, уходя к себе под ствол

искать родник из зелени телесной

там только прах слепившийся в розетку

куда воткнёшься слепо через боль

и отрастёшь не током и не веткой —

самим собой

одним самим собой
=================
*текстики совсем разных лет которые едут на фестиваль поэзии в рязани посв. памяти поэта алексея колчева


Добавить комментарий