Дни из бутылки утекали в стакан, ночь рассыпалась горстями таблеток, и их называли звездами. Так почему бы не стать хоть на пять миллиграмм честнее и не давать звездам названия лекарственных препаратов?
Мысли в его голове плескались на мелководье, а он по-прежнему смотрел на огни за окном, прислушиваясь к своему дыханию: вдох-выдох, и его желтая субмарина уже вовсю шла на погружение. А дни все так же утекали в стакан, миллилитр за миллилитром, и он выпивал их, глоток за глотком. Говорят, утонув, гораздо проще оттолкнуться от дна, чтобы всплыть, чем шлепая по мелководью. Так говорила ему его желтая субмарина.
реверс
4 года назад, ну, или где-то около того
реверс на стертые слова в элегантной бело-синей оправе, клочки туч, оторванные от неба над Берлином, ожидание того, что априори никогда не будет его, потому что он — не он, и трип-хоп,
с нервным скрипом ползущий по стеклу
агонизирующий флэшбэк
реверс
Слова выстраивались в форме иглы с канюлей, ровно на синдром Стендаля. Все так же шли, все также лились, переливались и искрились на солнце дни, и он становился заложником этой иглы. Она пришпиливала его сердце к своему корпусу, прошивала мысли своими струями, разливала свой инсулин по всем венам, в которые могла попасть.
Зрелище было настолько прекрасным, что не выдержала и его желтая субмарина. Еще немного поплескавшись на мелководье, она качнулась, мигнула иллюминатором на прощание и слетела за орбиту.
2009
