В ночь январскую я в одиночестве грустный сижу,
Пью дешевый коньяк, ем свои макароны по-флотски,
И в портрет на столе с неуемной тоскою гляжу.
На портрете поэт мой любимый…В ночь январскую я в одиночестве грустный сижу,
Пью дешевый коньяк, ем свои макароны по-флотски,
И в портрет на столе с неуемной тоскою гляжу.
На портрете поэт мой любимый — Владимир Высоцкий.
Нервы взвинчены так, словно скручены струны в колках.
Жизнь в аккордах гитары промчалась мелодией звонко.
Ты останешься в памяти нашей, Владимир, в веках,
И всегда будут петь твои песни ребята девчонкам.
— Жизнь сегодня не та, так сказал я немного хмелея
Рюмку снова налил, наш обряд поминальный храня.
\»Не начало ль конца? И не гибель ли это Помпеи?\»
Хриплый голос его прозвучал в голове у меня.
Может глюки уже? Все, последнюю рюмку смакую.
Только голос Высоцкого в комнате вновь зазвучал:
\»В параллельных мирах и в Раю свои песни пою я,
Ад у вас на земле, там, где раньше и я проживал.
В день рождения мой, ты, Серега, уж очень не весел.
Жизни нет на земле, говоришь, у нормальных людей?
Я когда еще пел, что и справа и слева лишь бесы,
Эти с нар, эти с кресел во власть и не знаешь,кто злей\».
-Ты еще говорил, нас, как диких волков, обложили,
Что с флажками охота на матерых идет и щенков.
Вот убрали флажки, и как будто на волю пустили,
Но продали тайгу и стригут как баранов — волков.
И задумался я, не похмелье — прозрение настало.
Почему в нашем мире как прежде страдает народ?
Почему жизнь людей в нем зависит от блеска металла?
А добро, как всегда, где-то там, на задворках живет.
Был Высоцкий пророком, в народе бытует молва,
Чтоб ушла пустота и наполнилось сердце любовью,
Пойте песни его, всей душою вникайте в слова.
Он их сердцем слагал и душой, а записывал кровью.