Смотрели, до отпечатка в памяти, друг на друга,
И не проронив ни слова — оставляли раны,
Зарубки на дереве стали теперь по кругу,
И дом тот давно заброшен, где были рады.
Юности годы устроят забег, как борзые,
И язык развивается по ветру, от этого бега,
Я в шаге от Африки, в полу-шаге от снежной Сибири,
В зрачке твоем вижу чужого, для меня человека.
Выдумщик он, скоро тридцать, а мысли в полете,
Недосягаемой высоты его планы, его это сердит,
В наглухо запертой, одиночно-пустой, палате,
Он пьет что-то с запахом грусти, и снова бредит.
Рукой проводя по коре, постаревших деревьев,
С рубцами от ножевых, и словесных, порезов,
Дышит на них своим холодом, северный ветер,
Задавая очередной вопрос, не просящий ответов.
Тишиной стало слишком себя изводить, лучше криком,
Грохочущем маршем, гимном, революции знаками,
Прокатится по стране молодой, с обезумевшим видом,
Пробегут по строке наши взгляды, борзыми собаками.
