Не отпускай в этот мир жить одному, не трезвому, — посему читать газеты и пить вино. Я ведь захлебнусь идеями, пойду ко дну, лишь бы не помнить резвую доброту в твоих ресницах! Доктрина жизни твердит…Не отпускай в этот мир жить одному, не трезвому, — посему читать газеты и пить вино. Я ведь захлебнусь идеями, пойду ко дну, лишь бы не помнить резвую доброту в твоих ресницах! Доктрина жизни твердит нам суть, лестницы к сердцу, горло удавкой, чтобы не продохнуть, а счастье может и упорхнуть, слиться…
Не оставляй меня одного в мире вечного бардака, где от господа ни пятака ни лучшей жизни для себя, дурака, не получишь.
А лучше ли было в старости вспоминать, расстраивая сердце, читать стихи с ночником разделяя кровать, признай уже, в душе, что толку от меня не более чем от сундука вечно хранящего пыль и хлам.
Убежим на карибы по паспортам что еще не успели подделать? Я так скучаю, что нет ни храбрости, ни звонка, а боль по телу по позвонкам старается дозвониться…
Не оставляй меня одного, я мальчик эго и спеси, слишком молод верно для того, что бы распахнуть ребро и выпустить оттуда бесов. И мы не пара ведь ты права, я злостный хам, от меня несет смесью чая и табака, — но я не мог не привыкать к твоей нежной улыбке, мягким рукам, и к губам сладко-сочным…
Я быть может, однажды повзрослею, куплю жилье, устрою быт, к тому времени у тебя уже будет все, муж, дети, быть может, кредит.
Мы совсем не подходим друг другу, будем до смерти бегать по кругу — искать собственные тени. Это от моей лени или от твоего – «удачи», только ты добрая, нежная, светлая, я же капризный мальчик. Только мне быть без тебя паршиво, в душе сотни маленьких игл зашивают решительно швы, ждут, что будет немного лучше…
Все закончится как по щелчку, стоит только начать любить, сколько нами сделано сквозь не могу? Что заставляло нас жить? Если опыт не видит финал, а сердце не бьет тревоги, — нам впору бежать, друг от друга, не чувствуя ватных ног. Бежать можно вечно — по встречной, пока не собьют, не выбьют, последнее люблю из вздоха или выдоха, лежа на правом боку, но разве я просто так люблю доброту в ресницах? Мои принципы уступают тебе — главной моей убийце.
Я знаю все так, и будет, в одно хмурое утро я стану уже чужим, ты разрешишь мое междуребье, словами – «ты мною уже не любим», — выдохну бесов, повзрослею, сдержусь. Я рад, что это будешь именно ты, ведь я тебе ни сколько не подхожу — твоим ресницам редкостной доброты…
